Смотри, Неопалимая,
Как высоко парим.
Смотри, Бурерождённая,
Под нами Третий Рим.
Нам с высоты такой:
Человек? Вошь ли?
Властной своей рукой
Его сожжешь ли?
Видишь, как голь поджарая
Штурмует дисконты?
Видишь, там с самоварами
Медведи-мормонты?
Видишь дворец лубяной?
Видишь – на байке волк?
Видишь толпу под стеной?
Это бессмертный полк.
Видишь цветные огни
многоэтажной тюрьмы?
Спросишь: зачем они?
- Пиар во время чумы.
Видишь
эти мелкие алчные дрязги?
Слышишь
эти наглые женские визги?
Город здесь сер, но он тебе не раскраска.
Здесь за один изъян
Всемером пиздят.
Здесь, когда один пьян –
Его держут семеро.
А север, Кхалиси, не здесь,
Север – в Кемерово.
Там пробирает ядрёно
До самых почек…
А здесь ещё и не холодно,
Так – ветерочек.
Вечный вечер, что в хате
На вечной царит тризне.
Люди подати платят
в Железный Банк
пол жизни.
В этих башнях бетонных
по кухням они квохчут.
А вон красный дворец,
там зимует король нохчи.
Здесь толпа снова просит вэба и зрелищ.
Думы плодят чудовищ, что дыбом волос.
Вечный духовный голод терзает город,
И не спасает даже программа «Колос».
Люди тоскуют и пьют посреди площадей,
Красного бога с усами ждут, как мессию.
Лодки здесь тонут, потому что воды тяжелей.
И самолёты горят, потому что сухие.
Всюду светские львы. Ты туда ли зашёл, мейстеро́к?
На повозке лихая наклейка: «Услышь мой рык».
Молодые волчицы не учат жизнь на зубок.
Зачем, если всегда можно взять на клык.
Главный святитель Мизинцем слюнявит купюры.
Рыцари лишь на рэп-баттлах
В плену у коффеен.
Видишь -
Грейджой захватил
Министерство Культуры,
Ведь разумное, доброе, вечное
Мы не сеем.
Что нам проку от крафта,
когда нет прав-то?
Жизнь в режиме слов-мо,
Жизнь в режиме авто,
Спросишь о будущем –
Каждый первый Джон Сноу:
Он ничего не знает о своём завтра.
Наши главные
Изучили дела заплечные,
Весь наш выбор: алкать или потакать.
Наши главные в общем-то,
Что твои Безупречные:
Запретили себя в чём-либо упрекать.
Если прорвался сюда, дело осталось за наликом.
В город со всей страны стекаются калики.
И десницами здесь испокон века - два карлика.
И слова перед ними склонились, будто
написанные италиком.
Но ранит, как ножевое,
Бьёт наотмашь свинчаткою
наше слово живое,
когда оно непечатное.
Волки на байках топорщат свои хвосты.
Мейстеры в башнях марают свои листы.
Люди живут хоть и злы, но душой чисты.
Ланнистеры разводят их, как мосты.
Петербургские Львы без забот, ведь у них бабки.
Петербургские Львы не работают –
у них лапки.
Вечно не спят,
Что б никто не пришёл по их тапки.
Жги же, Кхалиси,
пусть пылают на ворах шапки.
Жги же, царица, накрой своим дерзостным лоном,
Эту обитель греха, филиал Вавилона.
Жги этот город, застрявший меж яви и нави.
Жги же, Дайенерис, тут уже ничего не исправить.
Жги, мать драконов,
пускай тебя совесть сегодня не гложет.
Жги, королева!
Жаль, то, что мертво,
умереть не может.